Последний раз в Хельсинки – так,
чтобы погулять, а не транзитом – были давным-давно, больше года назад, но
скандинавская мистика работает по-прежнему. Пока в Питере снег с дождем и
слякоть, в столице соседей – солнце. Зимнее и холодное, но от этого не менее
яркое, оно отражается от стеклянных фасадов домов и дарит хорошее настроение.
Приятно осознавать, что хельсинская машина по вырабатыванию хорошей погоды
включается, когда мы заезжаем сюда на огонек. Ну, или просто Вселенная нас
любит, как говорит Таня.
В Финском заливе шторм, и паром
«Принцесса Мария» адреналиново переваливается с волны на волну. «Вот если бы мы тонули, я бы вас спас»,
- вслух думаю я, и хрустальные мечты разбиваются о негодование моих спутниц: «Ты что, дурак? Представляешь, сколько под
нами воды?».
Что может быть лучше «Джеймсона»?
Только «Джеймсон» в приятной компании под контрабандные мандарины – проверено!
А потом – заполировать коктейлем из ледяных лонгов, толики игривого эпатажа,
недоуменных взглядов окружающих туристов и полуночной пиццы с грибами.
Утром – высадка на берег.
Прогулка по набережной дарит новое знание, что средняя глубина Балтийского моря
– пятьдесят четыре метра. Почерпнув эту информацию из подписи к свежеустановленному
образчику современной городской скульптуры, идем в город.
Тихим субботним утром, при свете
солнца украшенный рождественскими прибамбасами, до которых финны мастаки,
Хельсинки вдруг выглядит почти сказочно. Поддавшись настроению, вместе с
малышнёй залипаем перед витринами «Стокманна», в которых в берлоге храпит
медведь, и машут лапами зайцы. На рождественской ярмарке раскручивается самая
старая в Европе карусель. Специально привезли из Голландии. «Ты на чем хочешь?» - «На лошадке!» - «И я!».
Но какая-то нереальная очередь из желающих покататься детей отпугивает девушек.
Потом заходим в каждый (по крайней мере, мне кажется, что в каждый) магазин по
пути и глазеем на всякие блюдца и ложки-поварешки. Сколько всего, оказывается,
нужно женщинам, чтобы приготовить ужин! Бонусом – рождественский глёг с изюмом
и орехами из огромного термоса в одном из магазинчиков. А затем налетает
грибной снег – а как его еще назвать, если продолжает сверкать слюдяное солнце,
а с неба валятся крупные белые хлопья. «Такой
снег!.. Скорее! Загадываем желания!» - кричат София и Таня. Так и стоим на
Эспланаде, с задранными вверх лицами ловим снежинки, а рядом брызжут
сюрреализмом по-июньскому сочные зеленые газоны. «Загадываем сразу три!» - говорит кто-то из девчонок. Конечно же,
таблеток мне от жадности, да побольше, да побольше…
Снегопад заканчивается, и,
довольные, мы идем на поиски зимней куртки мне и платьев на Новый год для Тани.
С последними – настоящая засада. «Ой, ну
могло бы быть покрасивее. Или вообще – бордовое!», «А такое у меня уже есть», «Какое-то
оно тётское!», «Ну я прямо даже и не знаю…». Вдобавок, людоедский курс евро
превращает, в общем-то, кусочки материи в дорогое удовольствие. С парками – та
же история. «Той, единственной, что мне нужна» не находится. К тому же,
оказывается, что я еще как-то смешно надеваю свой дафлкот, как-то не так сую
руку в рукав. Поскольку делать это приходится регулярно, то надо мной ржут всю
дорогу. Одна только София тихой сапой прикупила себе модные «мексовские»
офисные брюки. Заплатили, посчитали, вздохнули. «Ну, такс-фри еще вернём».
Обедаем поздно, когда на
Хельсинки сваливаются сумерки, и вовсю разгораются уличные свечи и светящиеся
пирамидки в окнах. Официантка приносит буррито, воду и кофе. И тут случается это. Кто-то спрашивает: «Так что, пирог-то мы берем?». Еще днем
на одной из уличных ярмарок видели, как продавали завернутые в бумагу пироги с
рыбой. Какое-то традиционное рождественское лакомство древних финнов, карелов
или кто там жил тут? В общем, из мексиканской кафешки скачем вприпрыжку (а
потому что вроде бы уже и на паром опаздываем) затариваться пирогами. Подходим
к лотку и взираем на запелёнутые в бумагу и оттого невидимые глазу пироги.
Осторожно, но заинтересованно ковыряем их пальцами. Дядька-продавец смотрит на
нас. Мы - на него. Потом - опять на пироги. И снова – на него. Театральная
пауза затягивается как петля на шее. Весь незадавшийся шопинг, все
непотраченные евро и слюнообильное предвкушение мягонького пирожка с красной рыбой,
сходятся в одной точке пространства и времени. И даже непонятные цифры 26 на
бумажке перестают пугать. Таня поднимает вверх палец и уверенно заявляет
продавцу: «Юкси!». Пока мы смеемся,
продавец заворачивает понравившийся нам пирог (вообще-то, все они одинаковые) в
пакет, на котором нарисована рыба на каких-то курьих ножках, и неразборчиво
называет цену. «Тринадцать!» -
говорит София. Я впадаю в оторопь. Тринадцать евро? За пирожок? Но не тут-то
было, продавец набирает на калькуляторе что-то и показывает нам. «Тридцать?» - спрашиваем мы и про себя
думаем, что как-то некризисно. Тут я, кажется, понимаю, что чувствуют люди,
которых разводят лохотронщики, потому что недрогнувшей рукой, без всяких мыслей
в разом опустевшей голове, достаю три десятки и протягиваю их продавцу. В обмен
получаем пирог. Ну хоть тяжелый, можно кого-нибудь ударить. Продавца, например.
Отходим, переглядываемся, и Таня говорит: «А
я хотела еще второй взять – маме и детям». Тут прорывает плотину, и на
паром несемся, хохоча во все горло. Затаившийся в сумке пирог греет мыслями о
роскошном, прямо-таки княжеском пире вечером в каюте.
На пароме садимся вокруг пирога.
Есть вроде бы и не хочется, но надо посмотреть, что там внутри. Из пакета
выпадает какая-то инструкция на двадцать пунктов. Озадаченно чешем головы.
Потом понимаем, что назвав цену в тридцать евро, продавец немного округлил в
свою пользу. Говоря по-фински, naaeebaal
русских лохов на четыре евро. Все-таки, двадцать шесть. Разворачиваем и хлопаем
глазами на ржаной каравай типа «ленинградского» хлеба. Трогаем. «Он какой-то твердый. Я чуть ноготь не
сломала». Я лихорадочно думаю, что пирог, например, с судаком не хуже пирога с красной
рыбой. Достаем швейцарский нож (что бы мы без него делали? Откусывали бы по
очереди?) и вырезаем сегмент из пирога. Никакого судака-тудака.
За начинку в
пироге – ком спрессованной ряпушки, финской сестры корюшки. «Вот это крутой пирог мы за тридцать евро
купили! Черствый бородинский хлеб какой-то с тухлой рыбой!» Хватаясь за
соломинку, вспоминаем про инструкцию на двадцать пунктов. Бежим с ней на
ресепшен, чтобы там перевели. Что мы хотим, чтобы там было? «Три раза плюньте
на него, и он станет вкусным штруделем»? Или «Ровно в полночь он превратится
в…»? Или «Ха-ха, выкиньте его за борт!»? Но девушка на ресепшене неуверенно
морщит лоб, шевелит губами и говорит, что тут просто написаны какие-то местные
шутки юмора.
Огорченные, возвращаемся жрать – а по-другому это действо не
назвать – пирог. Жуем, шутим, огорчаемся, вспоминаем подходящие к случаю цитаты
из недавно пересмотренной «Республики ШКИД» вроде «Плоховато у вас кормят!»,
«Питайтесь, рабы!» и «Спасибо, мама!». В два присеста, в три притопа одолеваем
вражеский продукт. Решаем, что пирожок-то мог быть получше, а то,
действительно, все-таки какой-то кризисный вариант – черный хлеб и не особо
вкусная мелкая рыбешка.
Но это не конец.
По возвращении, вечером
следующего дня Таня звонит нам. Слова ее – как булыжники, падающие на голову.
Поведав пирожковую историю, она дала перевести инструкцию маме. Та почитала и
стала смеяться: «Таня, ты умная? – Сразу
говорю, что нет! – А люди с тобой ездили, они умные? – Да. – Оно и видно,
покупать то, что не видите!» «Ребята,
мы съели полуфабрикат!» Оказывается, что надо было отковырнуть специальную
пумпочку на пироге, налить в него масла и поставить в духовку на час. И вот
тогда бы… Тогда бы мы пальчики облизали. Наверное, хе-хе. Ну, в следующий раз,
может?
Копим деньги, подруженьки!
И с наступающим всех!
